В предлагаемой статье рассматриваются тенденции в области международных отношений, связанные во многом с распадом социалистической системы как важнейшего полюса международной политики, но особенно ярко проявившиеся в последние годы, в том числе в период пандемии. По мнению автора, четкая структура международного пространства в духе мир-системы И. Валлерстайна со столь же четкими правилами игры связана с наличием энфорсера. Энфорсером здесь выступает страна или группа стран, навязывающая определенные формы коммуникации и делающая поведение агентов международного политического пространства предсказуемым. Такая позиция для энфорсера, кроме всего прочего, дает возможность получения выгод (материальных и статусных), превышающих его издержки, что не в последнюю очередь определяется относительной гомогенностью акторов международного пространства (государств). Однако в реальности, как показано в статье, в мире гораздо больше вариантов политий, которым в определенных условиях удобно имитировать государственные политические институты. Изменение условий, способствующих росту разнообразия, ведет к резкой эскалации издержек энфорсера и уменьшению привлекательности самой позиции энфорсера. Когда лидер несет все более значительные издержки, он перестает выполнять свои функции, поэтому на место заданной энфорсером институциональной системы приходит иной способ организации международных отношений – межличностное (персональное) доверие, которое возникает и укрепляется при личном общении. До недавнего времени такие «клубы лиц, принимающих решения» не столь ярко, как энфорсер, но связывали глобальный мир. Однако пандемия нарушает и этот тип коммуникации, точнее, затрудняет его. В результате на первый план выходят проблемы внутренней политики и связанные с ней международные проблемы. Глобальная политика сменяется «соседской» политикой. От того, насколько успешно страна сможет понять новые тенденции, зависит ее место в формирующемся мире активного соперничества региональных игроков без глобального лидера.

Автор анализирует особенности интеллектуальной и идеологической легитимации европейской политики современных элит Грузии. Предполагается, что интеллектуалы являются основными вдохновителями и инициаторами формирования и развития европейского измерения в грузинской национальной идентичности. Автор анализирует трансформацию дихотомии «Европа – Россия» в современном грузинском интеллектуальном дискурсе. Анализируются стратегии и формы позитивной и негативной идеологизации Запада и России. Показана зависимость интеллектуалов как от политического класса, так и от актуальной идеологической конъюнктуры и ситуации. Автор полагает, что гипертрофированная роль европейских и российских образов в грузинском националистическом дискурсе и политическом воображении стала следствием веры элит и интеллектуалов в коллективный Запад как альтернативу российскому влиянию. Автор анализирует основные стратегии формирования положительного образа Европы в грузинском интеллектуальном дискурсе, полагая, что развитие европейских мотивов и образов несколькими поколениями грузинских интеллектуалов привело к возникновению уникального грузинского европеизма и концепта грузинской нации как «нетипичных европейцев». Развитие европейских образов зависит от формирования и продвижения образа России как универсального Другого. Предполагается, что негативная мифологизация России стала результатом исторической травмы: утраты государственности, вынужденной истории Грузии в Российской империи и СССР, а также неудачами в российско-грузинской внешнеполитической конкуренции в постсоветский период. В целом автор полагает, что российские и европейские нарративы стали изобретенными традициями грузинской идентичности, которые влияют на стратегии элит во внешней политике Грузии.

Автор, адаптируя концепцию «эффекта колеи» и тезис Д. Слейтера о консолидации элит вокруг общенациональных угроз, исследует факторы, влиявшие на формирование в странах Центральной Азии различных авторитарных политических систем. Критическую роль в становлении политических систем в этом регионе играли события с середины 1980-х гг. до распада Советского Союза. Что касается структуры исследования, в статье последовательно разбирается, как межнациональные и другие политические конфликты продемонстрировали (не)способность лидеров справляться с кризисными ситуациями. В частности, показывается, что неспособность противостоять политическим вызовам в Киргизии положила начало «плюрализму по умолчанию». Вмешательство союзного центра в кадровый вопрос в республиках, особенно в Узбекистане и Казахстане, нанесло ущерб местным элитам и повысило общее чувство угрозы для политической стабильности, которое в конечном счете сплотило элиты и породило у них ожидания сильного лидера. Там, где новый национальный лидер воспринимал угрозы со стороны своих политических конкурентов (в Узбекистане), установилась особенно жесткая вертикаль власти. Напротив, существование сильной оппозиции мешало быстрому установлению авторитаризма. Так, в Таджикистане раскол элиты привел к гражданской войне, но вследствие большей устойчивости ее правительственного крыла президенту страны удалось впоследствии установить жесткую авторитарную власть. В Туркменистане лидер страны воспользовался отсутствием угроз для установления диктатуры. Таким образом, внешние вызовы способствуют сплочению элит, а риски внутренней конкуренции – сосредоточению власти в руках авторитарного лидера. Напротив, умеренные, но продолжительные угрозы раскалывают элиты и приводят к образованию относительно демократичной, но нестабильной системы государственной власти.

В статье рассматриваются динамика и перспективы разрешения основных конфликтов в регионе Западных Балкан спустя три десятилетия после распада Югославии. Важнейшими факторами, влияющими на конфликтную динамику в регионе, являются этнонационализм, этническая гомогенизация и внешнее вмешательство. Вмешательство Запада позволило остановить военные действия, но в то же время оно фактически закрепило результаты этнической гомогенизации. Сербо-хорватский конфликт близок к своему исчерпанию в силу фактической поддержки Западом операции «Буря» (1995), исхода из Хорватии более 200 тысяч сербов, интеграции Хорватии в НАТО и Европейский союз. Несмотря на негативный груз исторической памяти, и Загреб, и Белград в двусторонних отношениях все в большей степени руководствуются политической прагматикой и взвешенными оценками качественно изменившейся ситуации. На этом фоне дейтонская модель государственного устройства Боснии и Герцеговины, выстроенная на основе институциональных сделок акторов, представляющих конкурирующие этнокультурные сообщества, демонстрирует свою дисфункциональность. Взаимодействие и сотрудничество этих акторов в основном остается вынужденным, осуществляемым под внешним контролем и давлением. Создание и неполное признание международным сообществом второго албанского государства – Косово*  – не привело к урегулированию албанского вопроса в масштабах всего западнобалканского региона. В косовских реалиях слабость институциональных традиций приводит к тому, что привнесение извне формальных институтов активизирует политическое структурирование, но происходит оно таким образом, что неформальные структуры и отношения не вытесняются, а в конечном счете подменяют содержание формальных институтов. В перспективе Косово может сформировать настолько плотную сеть связей с Албанией, что признание их единства окажется вопросом времени и политической целесообразности для отдельных государств и надгосударственных объединений. В то же время албанское меньшинство в Северной Македонии и Черногории может стать фактором дестабилизации этих государств. Перспектива интеграции различных стран региона в западные союзы не устраняет остающегося конфликтного потенциала. Скорее, западные альянсы идут по пути интериоризации этих конфликтов. Проекция либерально-демократических норм и ценностей на постъюгославское пространство чаще всего получает имитационный отклик со стороны местных элит. В этих условиях признание региональных реалий, в том числе доминирования этнонационалистических установок над ценностями плюралистической и мультиэтничной демократии, в сочетании с международным контролем могло бы сыграть позитивную роль в поисках эффективного урегулирования конфликтов. 

Статья приурочена к двум годовщинам, которые приходятся на 2021 г.: 100-летию Коммунистической партии Китая и 30-летию распада СССР. По мнению автора, эти две даты связаны: изучение причин и последствий событий 30-летней давности в СССР (не только распад страны, но и неудача августовского путча, роспуск КПСС и др.) стало одним из факторов, определяющих политику китайской Компартии в последующие годы, что позволило партии триумфально подойти к своему столетию. Данная работа написана с привлечением широкого круга китайской литературы по теме интерпретации событий 1991 г. в СССР. Ее особенностью является привязка к историческому контексту рубежа 1980–1990-х гг., позволяющая понять, почему в представлениях китайской элиты, передавшихся научному сообществу, доминировал консервативный взгляд на события в СССР. Показано, что дальнейшее изучение советского опыта, которое велось под эгидой партии и государства, привело к созданию значительного массива исторических, социологических, культурологических исследований. В результате анализа ряда наиболее показательных работ установлено, что для китайской литературы характерен разброс оценок по некоторым аспектам событий 1991 г. (прежде всего касательно неизбежности / случайности сценария, при котором реформы привели к развалу государства) и консенсус по другим (например, оценки краха КПСС и СССР как «катастрофы», роли личности М.С. Горбачева, представление о субъективных причинах распада Советского Союза). При этом, согласно выводам автора, анализ советского опыта способствовал принятию таких решений китайского руководства, как дальнейшее укрепление партократического режима, проведение резонансных антикоррупционных кампаний, установление жесткого административно-полицейского режима на национальных окраинах, контрпропаганда и борьба с иностранным информационным влиянием. Апелляция к негативному опыту КПСС-СССР активно используется руководством КПК в пропаганде как аргумент в пользу неприемлемости политических реформ, связанных с ослаблением роли партии.

Косовский сюжет исследуется в научной и экспертной литературе преимущественно с точки зрения его международно-политической составляющей. При этом в условиях общности социально-политических процессов, происходящих в Европе в последние пять-семь лет, изучение его внутриполитической составляющей, а именно партийно-политического транзита под влиянием внешних условий и с учетом задач международного сообщества по стабилизации региона, не менее значимо. В статье с опорой на классификации партийных систем Дж. Сартори и теории партийных перемен Р. Хармела и К. Джанды ставится вопрос о том, какую роль Европейский союз сыграл в институциональной трансформации партийно-политического «албанского мира» Косово; какие возможности и пределы были достигнуты в результате; почему опора на разные стратегии институционального строительства в условиях, когда одновременно реализовывалась и задача государственного строительства, не дала ощутимого результата. Объясняется, почему сложная конфигурация международной миссии в Косово на практике привела не к росту ее легитимности и появлению системных институтов управления, а напротив, потере авторитета. В статье подробно анализируется и описывается процесс партийно-политических трансформаций в «албанском мире» Косово, даются основные вехи в развитии партийной системы с участием крупных партий – наследников эпохи острой фазы косовского конфликта. Высказываются предположения, каким образом они могут трансформироваться в дальнейшем. Выявляются слагаемые успеха популистского движения «Самоопределение», а также устойчивость этого успеха в условиях изменяющейся геометрии международных отношений.

В статье анализируется восточный вектор политики Польши в отношении постсоветского пространства через теорию реализма международных отношений. В первой части статьи рассматриваются ключевые положения реалисткой теории международных отношений, во второй – существующая литература о внешней политике Польши. В третьей части автор рассматривает детерминанты политики Польши в отношении постсоветских государств (история ее отношений с регионом, идеологические основы ее политики, существующие вопросы безопасности и т.д.). В последней части автор задается вопросом об эволюции политики Польши до настоящего времени. Российская Федерация воспринимается Польшей как значительная угроза. В этом контексте с начала 1990-х гг. Польша искала решения для укрепления своей безопасности. Она стремилась присоединиться к Североатлантическому альянсу и установить тесное партнерство с Соединенными Штатами (в реалистской парадигме – примыкание, bandwagoning). Эта стратегия принесла существенный эффект: в 1999 г. Польша вступила в НАТО и с тех пор на ее территории размещены войска союзников. Польша также стремилась развивать сотрудничество с Украиной (в большей степени, чем с другими постсоветскими соседями) и приблизить их к евроатлантическим структурам. Эта политика была направлена, в частности, на ослабление влияния России в регионе (в реалистской парадигме – балансирование, balancing). Однако результаты этой стратегии оказались неоднозначными. Несмотря на то что Украина отвергла продвигаемые Россией проекты реинтеграции в постсоветское пространство, процесс реформ в этой стране идет медленно. Что касается других постсоветских государств, то Польша в основном оказалась неспособной повлиять на желаемые политические изменения в этих странах.

В статье рассмотрен феномен белорусского национализма. Белоруссия – страна с размытой национальной идентичностью, которая (возможно только пока) не до конца разорвала родственные связи с Россией. Согласно проведенному в апреле 2020 г. национальному репрезентативному исследованию, лишь 25% белорусов предпочли бы сохранить государственность и национальный суверенитет Белоруссии даже при падении уровня жизни, в то время как 52% согласились бы на ограничение суверенитета в обмен на сохранение или улучшение уровня жизни. Этот «секрет» белорусской государственности имеет далеко идущие последствия, которые не ограничиваются экономической зависимостью от Восточного соседа. В прошлом Белоруссия была пространством соперничества между русскими и поляками. Сегодня это страна с двумя разными историческими нарративами и планами национального строительства, которые противоречат друг другу с момента зарождения белорусского национального движения. В то время как неосоветский/руссоцентричный нарратив стал основной идеей для большинства белорусов, западноцентричный нарратив пережил череду неудач и получил развитие только в постперестроечный период. В статье анализируются преимущества и недостатки двух нарративов, а также попытки преодолеть разрыв между ними. Отмечается, что в белорусском обществе существует два разных раскола: между вышеупомянутыми проектами национального строительства, а также между сторонниками Лукашенко и его критиками. Фракции по разные стороны этих расколов не всегда совпадают, однако в последнее время наблюдается тенденция описывать затянувшийся белорусский политический кризис через призму национализма. В статье подчеркивается, что отсутствие устойчивой белорусской национальной идентичности представляет экзистенциальную угрозу для белорусской государственности. 

Современная практика научной и аналитической работы, как правило, сводит сербо-албанские отношения преимущественно к проблеме Косово, которая рассматривается зачастую в нормативно-ценностном ключе. В результате за рамками анализа остается внешнеполитическая стратегия Сербии на юго-западном и южном направлении, включающем также Республику Албания и другие государства, где роль албанского фактора представляется значительной. Цель данной статьи – рассмотреть политику Сербии на юго-западном (албанском) направлении с учетом исторического контекста и актуальных тенденций, связанных сегодня с активной реализацией инфраструктурных проектов в рамках всего Балканского региона. Учитывая, что данные проекты включают как Сербию, так и Албанию, уместно предположить наличие у Белграда и Тираны обоюдного интереса к формированию предсказуемого неконфликтного пространства и к определенному согласованию подходов к ведению политики в собственном приграничье. Таким образом, возникает необходимость определенного переосмысления внешнеполитической стратегии Сербии на юго-западном (албанском) направлении. С этой целью автор анализирует как историческую эволюцию позиции Белграда по албанско-косовскому вопросу, так и рассматривает ее в контексте современных региональных инфраструктурных проектов. Исследуя структурные региональные изменения, происходящие в регионе начиная со второй половины 2010-х гг., автор приходит к выводу о наличии у Белграда дилеммы, связанной с косовским вопросом и заинтересованностью в формировании предсказуемого и стабильного пространства к юго-западу от собственных границ, которая определяет логику внешнеполитических действий современной Сербии.

Право крымчан на самоопределение: предпосылки и эволюция «крымской весны»: Научное издание / Под ред. А.А. Власова. – М.: Издательство «Аспект Пресс», 2020. – 478 с.